АЛЕКСАНДР РОЗЕНБАУМ:
«От ЕВРО-2020
жду радости
общения с футболом»

Ольга Ципенюк

Н

ародный артист России Александр Розенбаум в интервью специально для welcome2020.ru рассказал о своем футбольном детстве и объяснил, в чем сходство артистов и футболистов и чего ни тем, ни другим никогда не простит преданный зритель.

- Грядущий ЕВРО-2020 пройдет в двенадцати городах, одним из которых стал Санкт-Петербург. Насколько сегодня это европейский город в широком, не только географическом, смысле? - Санкт-Петербург – абсолютно европейский город. Был, есть и будет, потому что его построили европейцы. И когда вы по нему идете, вы чувствуете себя частично в Вене, частично в Лондоне, частично в Берлине, частично в Праге, частично в Париже, и все это – один город. Все это вкупе, созданное Трезини, Росси, Растрелли, нашими Баженовым, Воронихиным, Штакеншнейдером, и есть Санкт-Петербург. - Это сейчас, объездив всю планету, вы сравниваете родной город с европейскими столицами. А до того, как стали ездить по миру, с чем сравнивали? - Да, в юности заграница была далеко, как космос, но я ведь читал книжки, смотрел художественные репродукции и кино, но главное – видел все это своими глазами и знал, кто это построил. Чувствовал сердцем и понимал мозгом, что живу в красивейшем городе мира. А Нева?! Ни Темза, ни Сена, ни Дунай не идут ни в какое сравнение с мощью Невы. Это же чуть ли не самая полноводная река в европейской части России. Да еще закованная в такие набережные, да еще с такой архитектурой по берегам... Ну о чем мы говорим вообще? Великий город. - Как вы его называете? Питер? Санкт-Петербург? - Ленинград, конечно, только Ленинград или Петербург. "Питер" – это московское слово, сегодня очень сильно въевшееся в людей. Вплоть до дикторов телевидения. Все как один: "Питер, Питер". Ужаснейшее слово. Есть в нем какое-то панибратство, даже плебейство, я бы сказал. - Никогда его не употребляете? - Выскакивает иногда, и самому становится противно. Оно изначально неправильное, некрасивое. Никогда не было Питера. Был Петербург, Петроград, Ленинград. "Мы – питерские!" - это кричали работяги из Вологды и матросы из Сызрани, которые служили в Кронштадте. Матросы, голопузые революционеры, шелупонь. "Мы – питерские моряки", "Мы – питерские рабочие", – на самом деле так кричали те, кто приехал из Фрязино какого-нибудь. Настоящего ленинградского человека перекореживает от этого слова.

- Помните первое, детское, ощущение города, своей к нему принадлежности? - Родители уехали со мной годовалым в Восточно-Казахстанскую область, я пробыл там, пока не пришло время идти в школу. Но в 1954 году мама поехала в отпуск домой и взяла меня с собой. Был жив еще мой прадедушка, Артур Соломонович, который в свое время был владельцем и главным редактором главной гомельской газеты "Гомельская копейка". Он ее основал, а потом пришла революция, и все забрали к чертям. До сих пор прошу у белорусских властей: "Отдайте газету". Не отдают. Шутка, шутка! Первое ощущение города – реалистичное, яркое, как фотовспышка, связано именно с дедушкой. Как сейчас у меня перед глазами картинка: моя рука в его руке, длинные, уходящие куда-то вверх, дедовы ноги в начищенных ботинках и расстилающийся перед нами Невский проспект, над которым в ярко-синем небе сияет солнце. Мне было три года. - Вы же выросли на Невском? - Да, квадрат от Восстания до Маяковской и от Жуковского до Невского – это была наша подростковая территория. Конечно, мы считали себя особенными – жители Невского. Но такие же ребята с Васильевского острова гордились тем, что живут на Васильевском. И Невский тоже не весь был "наш" – пацаны были с Пушкинской, с Маяковской, с Фонтанки. Разные дворы, разные микрорайончики. Лиговские – это были серьезные ребята. На Лиговке были суровые условия: там жили рабочие, соответственно, пацаны были поактивнее, всегда готовые к разборкам. Но как-то в моем детстве все эти разборки были без жестокости, без крови, а главное – без патологической злости. - Из кого состояла ваша детская компания? - Я дружил с Андрюшкой Дериным, его отец был художником. У Люси Григорьевой отец был военный, вокруг вообще много было офицерских детей и ребят из простых рабочих семей. В нашей коммунальной квартире дружками моими были Слава и Мишенька Михайловы, дети рабочего дяди Жорика. Детство мое прошло в двух коммуналках, в отдельную квартиру мы переехали в 66-м году – мне было почти шестнадцать лет. У первой бабушки в коммуналке на Лиговке жило девять семей. У второй бабушки коммуналка была цивилизованная – всего на четыре семьи. Это была замечательная жизнь, которая в детстве воспринималась абсолютно нормально: два туалета, пять-шесть плит на кухне – казалось, так и надо. Конечно, самым большим желанием взрослых было получить свои квартиры. А нам, детям, было клево – у нас были компашки, мы ходили друг к другу в комнаты или смотрели телевизор у соседки Киселевой Марьи Васильевны. У нее была дочка Нинка, гроза пацанов – ходила в платьях с голыми плечами, крутая. Сама Марья Васильевна злыдня была, а вот детей любила, всегда в гости зазывала – у нее был единственный на всю квартиру телевизор КВН.

- Когда в вашей жизни появился футбол? - В семь лет вместе с газетой "Советский спорт", которую выписывал папа. И с первого класса я эту газету читал. Я – профессиональный болельщик, выросший на "Советском спорте". Не могу сказать, что детство мое прошло на стадионе – папа много и тяжело работал и брал меня на футбол не часто. Но матчи эти я помню очень хорошо. Один из первых, на которые папа с друзьями меня взяли, была игра "Зенита" с тбилисским "Динамо". Помню обстановку радости на стадионе, помню болельщиков: обычные люди, никаких бритых фанатов – мужики, женщины, старики, целые семьи с детьми. Кричали, как сейчас помню: "Вставай, здесь тебе не больница!", "Лева, задуши его!" – Лева Бурчалкин, был в те времена такой кумир ленинградского футбола. Прозвище у него было "Выручалкин" – он часто забивал важные, критичные голы, на его счету есть даже гол, забитый Льву Яшину. Сейчас в Петербурге каждый год проходит детский футбольный турнир на Кубок Бурчалкина.

- Как рождается любовь к команде своего города? В какой момент человек понимает, что может болеть только за "Зенит"? - Чувство это рождается во дворе во время игры в футбол с пацанами, а потом, когда становишься постарше, оно крепнет на стадионе. Стадион не может не захватить твою душу, ты не можешь не болеть за своих. Я и сегодня болею за "Зенит", хотя времена изменились, и мои ощущения как болельщика тоже стали совсем другими. Мой футбол, мой "Зенит" закончился с Морозовым, с Садыриным. А сегодня это "Зенит" молодежи. Сегодня футбол – это бизнес, только благодаря этому бизнесу и возможно проводить чемпионат Европы в двенадцати странах, а не в одной. - То есть вы болеете за российский футбол в целом? - Сегодня нет футбола российского, нет английского – есть лиги. Английская лига имеет свои традиции, испанская – свои, российская – свои. Но если футбол – это бизнес, надо делать бизнес правильный, вдолгую. Это как хлеб выращивать – работать с зерном, выбирать сорта, скрещивать, ухаживать. Бизнес вдолгую – это спортивные школы, детские команды, это вложения в инфраструктуру клубов. Вот тогда будет российский футбол. И это мировая история: твои игроки должны играть за рубежом, зарубежные должны играть в твоих клубах. Если я завтра захочу быть музыкантом мирового уровня, я не смогу им стать, потому что для этого мне нужно сначала поиграть с чернокожими парнями в Гарлеме и с рок-н-рольщиками в лондонском Сохо, поиграть на их площадках, поработать с их аппаратом. Поэтому меня так бесят разговоры о русском роке, который вырос в этой яме, не дернув ни один раз по струнам с пацанами где-нибудь в районе Темзы или не постучав по барабанам с чуваками в Конго, которые этим мастерством с рождения владеют. Это же смешно – "русский рок"! Рок не может быть русским, кончайте болтовню. Русскими могут быть стихи для рока – с русской проблематикой, с русской болью. Но рок сам по себе либо есть, либо его нет. Он не польский, не английский, никакой. Он – рок. - Давайте вернемся к футболу. Тому, который вы считали своим. Какие игры остались в вашей памяти? - Помню матч "Зенита" с харьковским "Металлистом" в 83-м, когда Юра Желудков вколотил гол со штрафного. А как забыть самый великий матч в истории моего "Зенита" – со "Спартаком" в 84-м, когда мы стали чемпионами? Желудо́к Дасаеву с одной точки два гола закатил! Даже выражение такое было – "точка Желудкова". Его удар фирменный с левой ноги – это просто фантастика какая-то! Про него надо рассказывать как про Гарринчу или про Пеле.

- Это победные матчи. А проигрышные тоже помните? - А как же! Помню жуткий матч 85-го года с финским "Куусюси" – это слово еще лет двадцать было кошмаром наших футболистов. Тогда "Зенит" впервые вышел в Кубок чемпионов, и в первом матче одной восьмой наши еле-еле обыграли финнов 2:1 – тот же Желудков на последней минуте заколотил победный мяч с пенальти. А через две недели в Лахти, у этой "Куусюси" дома, позорно продули 1:3 и вылетели из Кубка. Я был на той игре – ничего трагедийнее, ничего жутче не помню. - Вы общались с футболистами после таких тяжелых ситуаций? - Да, у меня были друзья из "Зенита" того времени. Ну какое тут общение, о чем говорить? Молчим просто. Если кто-то конкретно виноват – по нему могут пройтись, но относительно беззлобно, потому что понимают – ошибиться может каждый. - Они готовы были с вами – человеком не из спорта – делиться переживаниями? - Ну, конечно, я же был с ними все время. Я – профессиональный болельщик, знаю, о чем говорю. В 84-м, когда "Зенит" чемпионат Союза выиграл, я весь сезон на скамейке просидел.

Этот момент я никогда не забуду – единственный, когда на своей шкуре почувствовал, что такое цензура. Я тогда ещё не был допущен на радио и телевидение, хотя сольные концерты в Ленинграде уже были, и после подпольного магнитофонного альбома "Памяти Аркадия Северного" с песнями "Гоп-Стоп", "Утки", "Казачья" кассеты гуляли по всей стране. В ноябре "Зенит" играет с "Металлистом" и разделывает их – 4:1. Ларионов, Желудков и два раза Дмитриев – какие же это были голы! В СКК творилось что-то невероятное: 25 тысяч человек во все горло кричали "Зенит – чемпион!", аж воздух дрожал. Через некоторое время после матча там же в СКК проходило чествование команды-победительницы. Специально к этому событию я написал песню "Зенит-чемпион", и мы с Павлом Федоровичем Садыриным, великим тренером "Зенита", решили, что ее исполнением на стадионе я поздравлю команду. Перед выступлением ищу техника – гитару подключить, звук проверить. Техника нет. Там ищу, здесь ищу, в какой-то момент понимаю, что он от меня просто бегает. Подхожу к Садырину: "Паша, мне петь вот-вот, а провериться не могу". А он мне: "Извини, петь ты не будешь. Закрыли тебя". Оказалось, лично Коржов – второй секретарь Ленинградского обкома партии по идеологии – запретил мое выступление. Мне было по-настоящему больно. Не столько за себя, сколько за то, что не могу любимой команде в день ее триумфа подарить песню.

- Что общего между футбольным стадионом и залом, который собираете вы? - Желание не разочароваться, получить удовольствие от игры и выступления, ожидание радости общения, соприкосновения с высоким искусством – спортивным или музыкальным. И настоящие футболисты, как и настоящие артисты, ценят это ожидание зрителя и стараются его не обмануть. Владик Радимов, Сережа Семак и Толя Давыдов в "Зените", Андрей Тихонов в "Спартаке" – это настоящие артисты футбола. Таких у нас точно наберется пара десятков. Для меня главное – не звание, не кто сколько зарабатывает. Мне важно, чтобы потом, после смерти (или при жизни – хотя у нас это реже бывает), журналист какой-нибудь написал: "По улице шел Артист Иванов". И слово "артист" – с заглавной буквы. А народный он, или заслуженный, или почетный деятель искусств – дело десятое. Артист настоящий выходит прежде всего для зрителя, а не для того, чтобы потешить свое эго, не для славы и не для денег. Это все тоже важно, врать не буду, но никогда не в первую очередь. Он выходит прежде всего потому, что есть зрители, для которых он живет, пишет и дышит. - Но футболисты-то выходят прежде всего за победой над соперником. - Конечно, они выходят за победой. Так и я выхожу за хорошим исполнением песни. И пишу хорошие тексты и музыку, чтобы попасть в какую-то важную точку в сердце зрителя, а это – как хороший гол. И эти голы, эти песни, эти танцы и эта игра рождаются в муках. Да, для тебя, да, для команды, да, для художественного руководителя, он же тренер. Но прежде всего – для публики. Весь огромный футбольный бизнес существует только за счет публики: не будет публики – не будет денег. И шоу-бизнес тоже на этом живет, и это нормально. Почему серьезные артисты и серьезные спортсмены всегда в большой дружбе? Мы очень похожи, мы занимаемся абсолютно одним делом, поэтому нам очень легко общаться.

- Только вас, артистов, не покупают за миллионы. - Это другое дело. Ну, и у них тоже, между прочим, волейболисты получают одни деньги, боксеры – другие, футболисты – третьи, шахматисты – четвертые. И это тоже зависит от количества публики. А количество публики – от качества игры, а качество игры – от команды и от тренера. - Какие качества делают человека хорошим тренером? - Любовь к игре, любовь к игрокам, но главное – полное отсутствие самолюбования. Полное! Нет, нужна определенная уверенность в себе, но вот самолюбование, нарциссизм должны совершенно отсутствовать у человека, работающего с людьми, с командой, с публикой. Это не значит, что ты должен быть простым, как штаны пожарника, но Нарцисса в тебе быть не должно. И заигрывания с публикой тоже не должно быть. Должно быть чувство собственного достоинства. Я знаю, о чем говорю, у меня же тоже коллектив, и я в каком-то смысле тренер. - Скажите как тренер – где проходит грань между авторитетным и авторитарным руководством? - Есть люди, которые выросли из команды и стали тренерами: Семака возьмите, например. Я тоже играю со сверстниками, у меня совсем не дети в коллективе. Твои люди должны понимать, что ты крут – это очень важно. Панибратства у тренера с командой вообще быть не должно. Команда должна точно знать, что ты умнее, ты сильнее и что ты по заслугам ею руководишь. Вот это называется авторитет. Но! Ты этот авторитет должен поддерживать все время: совершенствоваться, читать книги по тактике и технике, быть в курсе своего инструмента или новых мячей. Учиться надо до гробовой доски, до самой смерти. Я сегодня в кулисах часто стою, смотрю, как другие артисты работают, учусь каким-то интересным мне вещам и у молодежи, и у стариков. Учусь и творческим каким-то приемам, и приемам общения с публикой. - В одном из интервью вы говорили о "тяжелой" публике – она, по-вашему, может стать причиной неудачного выступления или матча? - Нет такой причины. Публика не бывает виновата. Она бывает тяжелая, бывает легкая – ты должен раскачать любую. Люди же к тебе за деньги приходят, и за большие деньги – хоть на концерт, хоть на футбол. А на футбол еще и в плохую погоду иногда. Так что будь добр, выложись для них до конца, до донышка. Трещит аппарат, или хрип какой-то – публика простит, если люди видят, что ты выкладываешься, не под фанеру поешь. Но тебе не простят наплевательского отношения, халтуры не простят – ни на сцене, ни на футбольном поле.

- Чем важно для города такое событие как ЕВРО-2020? - Ленинграду очень много принесло все международное, что происходит в городе, то, чего не было до Путина. И экономические форумы, и "Газпром", переехавший туда, и Конституционный суд, переехавший туда, и чемпионаты мира, и День военно-морского флота, который стал большим государственным праздником и третий год подряд проходит с парадом – огромное количество гостей со всего мира приезжает на это торжество посмотреть. Чем больше город становится центром притяжения в той или иной области общественной жизни, или бизнеса, или творчества, или спорта, тем больше он получает дивидендов и радостей. - Что гость чемпионата Европы должен обязательно увидеть, кроме футбольных матчей? - Пусть постоит на Дворцовой набережной и посмотрит на Стрелку с одной стороны, на Петропавловку с другой. Потом пусть перейдет на Стрелку, чтобы оттуда смотреть на Петропавловскую с одной и на Дворцовую набережную с другой стороны. Потом надо пойти на пляж Петропавловки и посмотреть на Стрелку с третьей стороны, а на Дворцовую набережную – с четвертой. Ну и "золотой треугольник" – Мойка, Спас-на-Крови, Казанский собор, пройти мимо этого просто нереально.

- Ваше любимое время и место в родном городе? - Белые ночи, часов 10-11 вечера, Крюков канал. Просто стоять там и смотреть на воду. - 3 июля в 18:00 на стадионе "Санкт-Петербург" пройдет четвертьфинальный матч чемпионата Европы. Пойдете? - Обязательно постараюсь быть. - Чего вы ждете от этого дня? - Радости общения с футболом. Хороший матч при хорошей погоде – ведь на нашем новом стадионе хорошая погода будет обязательно, потому что есть крыша – это всегда огромный праздник. Люди приходят семьями посмотреть красивую игру, а она на чемпионатах такого уровня, как правило, гарантирована.